Еврорадио: Ваша личная трагедия, смерть жены, повлияла на настроение альбома?
Лявон Вольский: Песни в основном были написаны до этого... И я изменил только пару строк в нескольких песнях. Получилось, что спокойные, наполовину акустические песни там почему-то достаточно депрессивные, а тяжёлые и быстрые — наоборот, не депрессивные. Не знаю, почему так получилось... Хотя, на тот момент у меня не было никаких печальных предчувствий, всё вроде бы шло нормально... Поэтому я не знаю, почему я написал такой депрессняк. Может, что-то такое было внутри... Ведь ещё зимой ничего не указывало на то, что что-то случится.
В нетрадиционном центре, куда она ходила, ей сказали, что это никакая ни онкология, а что-то... мастопатия в плохой форме. Нужно пить это и это. Она, безусловно, в это поверила. И я тоже. Лечилась голоданием, примочками, разными нетрадиционными методами. Может, поэтому так быстро всё и произошло. И, может, это к лучшему, потому что я знаю, что люди годами лежат в постели, болеют и уходят постепенно. Для меня это, безусловно, хуже, потому что было так неожиданно, что просто ужас. Когда мой отец долго болел, по больницам лежал, то ты морально уже в течение этого времени готовишься к неизбежному, а здесь всё было так... Я и сейчас ещё до конца не вышел из этого шокового состояния, но первый месяц всё было как в тумане — шок был серьёзный. Постоянно разные мысли, которые необходимо гнать от себя. Но тут ничего не поделаешь — это человеческая сущность. Хорошо, что были люди, и это много людей, которые меня морально поддержали. Но я всё равно понимаю, что сейчас мне придётся коренным образом менять всё. Потому что я привык к определённому жизненному сценарию, который много лет был вот такой. А теперь он таким не может быть. И наверное, поменяться этот сценарий, пусть не в лучшую, но в какую-то другую сторону, какую-то адекватную. А не то, что я вернусь назад в 1990-е и буду заниматься, как это уже было, разной ерундой: ненужными проектами, участием во всех возможных концертах и мероприятиях. Ненужной суетой. Очень хорошо, что в последние годы мы научились перебирать, где нужно участвовать, а где — нет. За 30 лет на сцене выработалась определённая интуиция.
Еврорадио: У вас было разделение обязанностей: вы пишете песни, Анна — занимается административной работой. Как будете теперь справляться?
Лявон Вольский: Она не любила всю эту администраторскую работу, но вынуждена была ей заниматься. Для меня всё это, особенно денежные вопросы — тяжёлая тема. Но придётся ей заниматься пока самому. Может, потом кто поможет... Для меня тяжелее не отсутствие персонального менеджера, а отсутствие продюсера. Анечка была талантлива в стратегии — она придумывала акции, перевод всей концертной деятельности в Вильню... Сейчас всем этим придётся самому заниматься. Анна была заточена под мои проекты, и мне продюсеры извне вряд ли помогут.
Еврорадио: Люди, которые не знают жизни белорусских рокеров изнутри, удивляются: "Такой известный музыкант, как Лявон Вольский, столько лет на сцене, по миру с концертами ездит, а у него нет денег ни на альбом, ни на шикарной квартиры?".
Лявон Вольский: Квартиры нет вообще — мы восемь лет снимаем квартиру. Мне в наследство осталась квартира от бабушки, но был такой период в жизни, когда мы были должны деньги, которые я в своё время одолжил на запись первого альбома "Крамбамбули", и ту квартиру пришлось продать. Причём, продавали мы её в очень неблагоприятное время и через год такая квартира стоила раз в 4-5 дороже. Концертами в Европе ты тоже много не заработаешь: ты же не будешь там постоянно с турами ездить — это какие-то разовые выезды. Да и окупаются такие поездки... попробуй вывезти полный состав "Крамбамбули"! А почему так и не накопил денег... Потому что почти всё заработанное шло не на приобретение квартиры или шикарной машины, а на записи альбомов, промо, клипы... У нас же нет в стране которого серьёзного продюсерского центра, который бы всё это брал на себя. Да и откуда он возьмётся?! Если здесь нет самой системы так называемого шоу-бизнеса! Мы же не можем ехать с туром по все Беларуси, как это делают коллективы на Западе. У нас сама постройка отечественного шоу-бизнеса не позволяет независимому артисту так жить. Так что, сейчас у меня из имущества только дом в деревне. Я снова одолжил деньги и делаю там коренную перестройку, думаю, там прописаться и жить. Но как оно дальше сложится... Я четыре месяца назад освободил июнь ото всех дел, чтобы поехать на месяц в Черногорию, а видите, как оно сложилось. И теперь я какие-то далёкие планы не хочу составлять.
Еврорадио: Если уже упомянули "Крамбамбулю"... Неужели мы больше не услышим новых песен этого проекта?!
Лявон Вольский: Возможно, несколько песен по поводу чего-нибудь и появится, но альбомов больше не будет точно. Эта стилистика себя исчерпала. В этом проекте особенно нечего больше сказать — там всё уже было! Юмор и сатира, ирония, даже пара серьёзных песен, последний мальчишески-партизанско-воинственный альбом. Разные песни были: с Михалком, Куллинковичем, Гюнешь. Ну, куда двигаться, в каком направлении? Тем более, быть немолодым клоуном — тоже не очень приятная роль. И петь там, к примеру, "Старых хипанов" не очень хочется.
Так же, как сейчас мне совсем не подходит песня "Я рок-музыкант" — она совсем без нюансов. И это был молодёжный манифест, а я не такая уж молодёжь молодая.
Еврорадио: Вы же с точки зрения государства — тунеядец, нигде официально не работаете. Что может вас заставить обратиться в Минкульт за свидетельством творческого работника?
Лявон Вольский: Я раньше думал, что ничто меня не может заставить туда пойти —это же учреждение запрещало и запрещает мои концерты сейчас. Ну, не оно само, а по поручению из президентской администрации. Но как раз сейчас меня настигла мысль: из этого же можно классное шоу сделать! Прийти туда, а лучше арендовать лимузин и приехать, одетым в меха, с журналистами, с цветами, шампанским и маленькой собакой под мышкой — её, как и лимузин, можно арендовать. А там такие дамы сидят — дать им всем по букетику, сказать: "Знаете, кто я такой?". Ну, и посмотрим тогда, как такового барина не зарегистрируют. Печальные такие шуточки. Потому что у нас такая эксклюзивная ситуация в сфере культуры, что просто невероятно. Короче, вряд ли мне это свидетельство дадут. Но платить никакой-то налог я не собираюсь. И что там за это — исправительные работы? Ну, вот пусть меня на эти работы осудят. Ещё лучше шоу получится.
Еврорадио: Мысли об эмиграции возникали?
Лявон Вольский: Естественно. Знаете, сколько таких отчаянных моментов в жизни было. Ведь последние лет пять стало окончательно понятно: при этой власти уже нормальной музыкальной жизни здесь не будет. Для меня, по крайней мере.
Как у нас было? Жили мы за границей где-нибудь: в Варшаве, Берлине, в Швейцарии, в Черногории прекрасно жили — как на дачу ездили. На месяц поедешь — отлично, всё знаешь. А в Минске была конкретная внутренняя эмиграция. Сидишь дома в центре города, съездил в гипермаркет какой-нибудь, там походил два часа, затарился... Приехал опять домой, разлил по бокалам французское вино, сидишь, смотришь какое-нибудь кино. Ну, что-то делаешь там... Но не было такой жизни: мы тусим по центру города, делаем поход по барам — это всё в 90-е ещё отшумело. И мы жили в очень замкнутом мире. Потом из города едешь в деревню. Там природа, дом, камин — всё классно. Сидишь у камина, смотришь фильмы, разливаешь хорошее французское вино по бокалам и кайфуешь. Такая была жизнь — типичная внутренняя эмиграция. Когда люди абсолютно не интегрированы в жизнь страны.
От эмиграции остановило то, что... не получилось ничего. У нас были мысли, сделать вид на жительство в Литве. Анечка пробовала разные варианты, но ничего не получилось. Потому что сначала очень выгодно было иметь фирму в Литве, и она у нас была... или об этом нельзя говорить? А... её уже нет всё равно. Короче, Анечка зарегистрировала там фирму, что даёт тебе право на получение вида на жительство. Что избавляет тебя от необходимости делать визы. Хотелось снять квартиру в Вильне и не снимать в Минске — в Вильне дешевле, и оставить себе только дом в деревне. Последний год минская квартира абсолютно не нужна: Аделя учиться в Польше, а мы просто сидели там — чего? От дома в деревне до Вильни километров 130, а из Вильни близко и до Варшавы, и до Берлина — сел и поехал, границ нет. Но потом литовцы очень внезапно, почти как у нас это делается, изменили законодательство. По новому законодательству, если у тебя есть фирма, то ты должен брать на работу трёх сотрудников, граждан Литвы. А это — минималка, налоги и так далее. Короче, нужно было закрываться, и вся эта идея накрылась медным тазом.