Когда пару лет назад Никиту Монича пригласили провести экскурсию по выставке иллюстраций Сальвадора Дали к “Божественной комедии” Данте, послушать его пришло больше ста человек. А сейчас он учится выступать с лекцией перед двумя операторами, запустив свой ютуб-канал.
Эмоций в таком формате куда меньше, чем привык Никита. Поэтому он краем глаза старается заметить, оценил ли околокультурную шутку хотя бы оператор.
За несколько дней первую программу проекта “Около культуры” посмотрели больше 15 тысяч раз. Но должно быть больше, потому что потребителей культурного контента в Минске — 3%. Или 60 тысяч человек, говорит Никита в первом выпуске.
Расспросили Никиту про путь от Национального художественного музея до своего ютуб-канала. А ещё спросили, почему мы говорим “Ева”, а слышим “революция”? “Искусство протеста” останется в веках? Вопрос “А почему не по-белорусски?” тоже задали.
— Последние 11 месяцев о многих вещах слышу: а давайте вот это вот всё после революции. Не было опасения, что и о проекте про культуру так скажут?
— Это действительно очень большой вопрос. Ещё в прошлом августе, когда мы собирались по вечерам показывать в Silver Screen фильмы про художников, у меня возникал вопрос: ещё и коронавирус не ушёл, волны жести приходят как прибой.
Спрашивал многих людей, и — может, я правильно выбрал фокус-группу — мне говорили, что, напротив, нужно делать. Нужно, чтобы переключиться, чтобы на два часа не думать о том, о чем думаю за пределами зала. И культура очень важна своей терапевтической стороной. Она как некий анальгетик в ситуации, когда ты находишься в спазме из страха, непонимания, отчаяния, неспособности помочь близкому человеку или делу — и вот ты можешь переключиться.
Хорошо, если для кого-то ещё это так работает, потому что для меня это работает так.
И вторая причина: я понимаю, что увеличивать количество людей, которые потребляют культурный продукт, мне нужно прямо сейчас. Можно 20 лет ждать — или двадцать лет растить. Если есть возможность делать сейчас, надо делать сейчас.
— Тогда у меня другой вопрос, созвучный с тем, о чем у вас спрашивали комментаторы на канале: Никита, почему только сейчас-то? Мы все ждали, когда вы создадите такой канал!
— Первая причина — профдеформация музейного сотрудника. В музее время течет иначе, ты вообще как будто из него выключен. Строишь планы, мечтаешь, но не реализовываешь их. Спасибо, что уволили меня — время пошло в нормальном темпе, меня выбросили в бурный мир, где все постоянно меняется.
Вторая причина — мне казалось, что видео — это совсем не то. Не живая экскурсия, не постоянный контакт со слушателями. К тому же было страшно, что я не смогу с нужной скоростью делать нужное количество нового. Экскурсия — это то, что ты рассказываешь раз за разом. А здесь вынь да положь каждый раз новый контент.
Всё идёт в разрез с привычными мне стереотипами. Как проходят экскурсии? Ты пришёл в зал, и там висит то, что висит. Ты выбираешь из объектов, повешенных здесь другими, и из этих кусочков лепишь свой нарратив. Помню, когда я начинал несколько лет назад делать детские лекции, это был кромешный ужас. Начинаешь готовить лекцию и понимаешь: я что, могу взять вообще любую картинку?
Коронавирус, увольнение, взросление и психотерапия вместе привели к тому, что я созрел для нового проекта.
— Создавая такой канал, вы не только искусство популяризируете, но и белорусский ютуб развиваете. Как команду набирали?
— Команда — не моя заслуга. Технический костяк команды был. И ребята предложили мне делать проект. Мол, прикольный чувак, Мелкозёров [Никита Мелкозёров — автор канала “Жизнь — малина”. — Еврорадио] тебя нам показал. Погнали!
Моя цель — расширение рынка. Я глубоко убеждён, что предложение культуры в нашем обществе превышает спрос. Откуда растут все эти вопросы про отсутствие института критиков, высококвалифицированных менеджеров культуры? Здесь нет потребителя.
— Или, как вы шутите в лекции, потребителей всего “три процента”.
— Да это даже не шутка! Это правда, их действительно три процента. Шутка — это когда мы говорили “Саша 3%”: рейтинг Лукашенко выше. А потребителей музейного контента на самом деле всего три, включая тех, кого загнали не по своей воле, — школьников.
Это значит, надо сделать так, чтобы их было семь процентов. В том числе потому, что я — человек, существующий в качестве посредника между творцом и публикой. Я с этого живу. И мне нужно, чтобы как можно больше людей потребляли культуру, и я найду в этом своё место.
Кто конкуренты музеев и театров? Торговые центры, мультиплекс-кинотеатры и великий и ужасный интернет. Можно кряхтеть и говорить, что интернет нам всё портит, или пойти в интернет и использовать его как площадку для рекламы — себя и того, что считаешь важным. Программа максимум — втянуть новых людей в потребление культуры, от чего выиграют все: и вы, и я, и всё общество.
Чувствуешь себя вебкам-моделью от мира прекрасного. Очень не хватает реакции. Я многое выстраиваю не только на том “что”, но и на том “как”. А в случае с программой на ютубе ты отправляешь шутку в космос — и только холодное эхо в ответ доносится. Но человек — адаптивное существо, я привыкаю.
Сейчас в основном работаю, прописав заранее сценарий. И это ужасно, очень сложно, это вообще отдельный навык.
Раньше было так: собираешься читать лекцию, знаешь, что у тебя полтора часа, знаешь, что за два ты справишься. Насобирал себе 40 страниц материала — и из этого в процессе лекции что-то родилось. Есть возможность сделать паузу, пошутить.
К тому же классно шутить “обо что-то”. Вот есть картина. Она физически существует с тобой в пространстве. И ты разделяешь с публикой опыт, вы вместе смотрите на неё, вы взаимодействуете. Этого не хватает.
— А стоит ли ждать на канале не только лекций, но и гостей? Никита Монич будет брать интервью про искусство?
— Это интересно, но это как читать Мураками в 2010-х. Все читали Мураками в “десятых”, теперь все у всех берут интервью. Я хотел бы, скорее, добавлять в лекции некоторые эксклюзивные материалы, хотел бы, чтобы была возможность взять комментарий из первых уст. Например, мне очень хотелось бы в одной из серий рассказать про белорусского иллюстратора Павла Татарникова. И поговорить с ним.
Но для этого нужно чувствовать себя уверенно технически. Не просто записать в студии говорящую голову. Дорастём — будет.
— Уже ведь была “годовщина” увольнения из Национального художественного музея?
— Да, недавно на фейсбуке пришло напоминание: то самое стихотворение я написал 17 июня. Узнали об этом ещё через две недели. Это такая зарубка, оглядываясь на которую, понимаешь: во всём вокруг произошли тектонические изменения. Кажется, что шерстистые носороги к тому дню, когда я уволился из музея, ближе, чем настоящее время. А всего год прошёл.
За это время я разобрался со своей картиной мира, с самовосприятием. Но непонятно, в чём настоящая причина: среда, произошедшие события или осознанные действия и работа с психологом.
Я стал готов к осознанному движению в какую-то сторону. Не просто “мне сказали провести экскурсию — и я её провёл”. К каким-то более сложным интересным вещам. А это требует большей ответственности. Мне кажется, многие вокруг меня повзрослели, и я в том числе.
— Но мероприятия, которые проводит Национальный художественный, по-прежнему регулярно рекламируете в соцсетях. А на вашем ютуб-канале в рубрике “домашнего задания” будет рекомендация сходить именно в этот музей?
— Я искренне надеюсь, что да, хоть пока мне психологически сложно это сделать.
Я знаю, что там открылась выставка авангарда “Бубновый валет”. У нас — в смысле, у них — в Художественном музее собрана чудесная коллекция русского искусства, в том числе авангарда.
Но я, зайдя в музей пообедать, специально не пошёл на неё смотреть — чтобы не знать, насколько она хороша. Потому что тогда я снимаю вопрос, стоит ли включать её в эпизод программы на канале.
— А пообедать по-прежнему приходите в музей?
— Минутка рекламы: в “Арт-кафе” за маленькие деньги — большие порции, и очень вкусно!
Это место я люблю и буду любить всегда. Недавно в музее размещались проекты “Чырвоны — код нацыі” и “Чаму ты мяне пакінуў”. Бесподобно сделано! И я писал об этом в фейсбуке, эти проекты — за пределами оценочных высказываний, на них надо идти. И о таких продуктах я буду писать в любом случае.
С большинством работников у меня прекрасные отношения. Я квазивнучок смотрителей музея, мы очень тепло с ними общаемся. Есть целый ряд департаментов, с которыми связывают отношения с людьми.
Но музей — это больше, чем любой из тех, кто в нём работает, и любой из предметов, которые в нём находятся. Это вечный компендиум, который существует и будет существовать всегда, и для этого его должен поддерживать большой, сложный коллектив сотрудников.
— В первом выпуске проекта вы рассказываете, почему мы живём в эпоху романтизма, показываете много шедевров этого периода. За последний год тоже было создано много. Через десять лет о “протестном искусстве” можно будет рассказать в лекции о романтизме — или мы поймём, что многое из этого было “вовремя”, а не “гениально”?
— Мне нравится анекдот о том, как делают корабли в бутылке. Берут бутылку, засыпают туда всякий мусор, заливают клей, трясут. Получаются разные штуки и иногда — корабли.
С искусством так и происходит. В обществе есть пул людей, которые реагируют на происходящее в их жизни и в жизни общества, производя культурный продукт. Картина, текст песни, музыка, спектакль, книга — все эти произведения являются отражением какой-то части общества. И мы пока не можем заглянуть из будущего и понять, какие из этих произведений будут отражать нашу эпоху выразительно и ярко.
Многого не останется. Есть люди, обладающие вкусом и навыком определять вечное. Я не такой, из меня не получился бы коллекционер искусства.
Для себя я определяю так. Например, песню “Правілы” группы Nizkiz мы поём всей семьёй. И мы поём о лично пережитом. Если мой ребёнок вырастет и в нём эта песня будет играть схожими по силе красками, значит, сложился канон. Но будет ли это так? К сожалению, я не умею определить этого сейчас.
Мне кажется, через пару лет будут созданы знаковые работы, подводящие итог не ситуации, а самому факту того, что она произошла. Я делаю этот вывод из того, что многие хрестоматийные работы, посвящённые знаковым событиям прошлого, создавались не в моменте, а спустя год или даже пять лет после события.
Наше время ускорилось, поэтому, возможно, они создаются уже сейчас. Но лучшее впереди.
И сейчас в Беларуси искусство продолжает жить. Открываются выставки — разные по качеству, но порой блестящие. И я бы не хотел замыкаться только на выставочных пространствах.
Культурного контента всегда будет больше, чем может вместить ютуб. Вопрос в том, будет ли спрос. Эти 15 тысяч просмотров на канале — это в том числе следствие не качества контента, а социального багажа, всех проведённых мною экскурсий, всех прочитанных лекций.
Это в том числе следствие моего интервью Никите Мелкозёрову и того, что на белорусский контент в целом сейчас есть спрос. Как строится сейчас потребление контента белорусами? Чалого ты уже посмотрел. Отрывки пересмотрел в экстремистских каналах. Кац про Беларусь уже не рассказывает. Что смотреть? Так руки могут дойти даже до культуры.
— Кстати о том, что смотреть: в конце первой серии вы отправляете белорусов смотреть экспозицию в галерее “Арт-Беларусь”. Чтобы посмотреть в лицо первой женщине белорусского протеста?
— Картина — это всегда зеркало. Только мы наделяем её смыслом. Когда мы смотрим на картину Маковского “Болгарские мученицы”, где отвратительные заскорузлые чуваки собираются насиловать прекрасных женщин, мы можем найти любой смысл, помимо отсылки к событиям болгарского восстания.
Искусство отражает тенденции в обществе. Сегодня обществу удобнее и полезнее смотреть в зеркала произведений искусства прошлого, оно много важного про себя может понять. Надо сталкиваться с искусством, чтобы понять, что происходит сейчас.
— А онлайн- и оффлайн-форматы будут пересекаться? Можно ли будет, выполняя “домашнее задание” из очередной серии, прийти в ту же галерею “Арт-Беларусь” и послушать реального Никиту Монича?
— К сожалению, вместимость площадок ограничена, а в прошлый раз ко мне на лекцию пришло 140 человек. Но в будущем, возможно, мы сделаем аудиогид для музеев. Это может быть одним из вариантов монетизации контента канала.
Пока что моя задача — быть посредником между аудиторией и культурными продуктами и быть полезным для обеих этих сторон. Получится ли — не знаю. Но у меня есть ещё одна важная цель.
Я хочу, чтобы в эту сферу пришли другие люди, которые скажут: чувак, ты делаешь не то, мы покажем, как нужно. И сформировалась конкуренция. Чтобы цвели сто цветов, развивались сто школ, чтобы человек рассказывал про театр, и это было шоу, и все ходили послушать.
У нас есть несравнимо более подкованные исследователи, чем я. И я хочу, чтобы из них начали формироваться медийные публичные люди. Для этого уже есть ресурс, есть достаточно людей, которые готовы платить за увлекательное образование.
— Чаму не па-беларуску?
— Так, на жаль, не па-беларуску. И я не знаю, будет ли когда-нибудь по-белорусски. Но в третьем выпуске, по крайней мере, прозвучит белорусская поэзия.
— Когда следующий выпуск?
— В понедельник!
— Что же дальше?
— В следующем выпуске расскажу о том, как появились музеи. И что стало бы с коллекцией марок Зенона Позняка при Викторе Бабарико.
Чтобы следить за важными новостями, подпишитесь на канал Еврорадио в Telegram.
Мы каждый день публикуем видео о жизни в Беларуси на Youtube-канале. Подписаться можно тут