22 августа у Ивана и Лилии Череневых родилась дочь. 28 августа, в день выписки из роддома ГБУЗМО КГБ № 3 города Красногорска заведующая детским отделением Виктория Якимова сказала Лиле, что не может отдать ей ребенка, так как они с мужем являются инвалидами, а значит, по ее мнению, не могут ухаживать за ним, пишет «Новая Газета».
Заверения, что родителям будут помогать родственники, что сами родители полностью дееспособны, не дали никакого результата. Только после вмешательства в ситуацию редактора радио Всероссийского общества слепых Ивана Онищенко удалось добиться выписки молодой мамы с новорожденной. Однако на прощание юрист больницы сообщила, что передала информацию о ребенке в органы опеки, потому что считает, что слепые родители потенциально опасны для новорожденной и что на ее стороне статья 77 Семейного кодекса, в которой сказано, что «при непосредственной угрозе жизни или здоровью ребенка орган опеки вправе немедленно отобрать его».
Утренняя электричка в Нахабино. Иван по телефону рассказывает, как найти их дом, понятно и подробно. Слишком подробно. Я уже после разговора пойму, что формат подробного и скрупулезного освоения действительности — отличительная особенность их взаимоотношения с миром. Когда предметный мир невидим, он должен быть изучен настолько исчерпывающе, чтобы не создавать проблем.
Иван встречает у дверей, ведет в комнату, где Лиля с дочкой на руках, улыбаясь (она так и будет едва улыбаться весь наш разговор), ждет нас.
Как они жили до рождения дочери? Да, в общем, счастливо. Познакомились во время учебы в институте на факультете музыкальной режиссуры восемь лет назад. Через пять лет поженились. Иван сейчас работает звукорежиссером на радио Всероссийского общества слепых (ВОС), Лиля до декретного отпуска преподавала «компьютерную аранжировку» и «невизуальную доступность сенсорных устройств» в культурно-спортивном реабилитационном комплексе ВОС. Первое свое жилье — комнату во Фрязино — покупали, взяв кредит. А двухкомнатную квартиру в панельной девятиэтажке в Нахабине уже оформили в ипотеку. Кстати сказать, когда заключали эту сделку, вопросов к их инвалидности не возникло.
Ребенка хотели очень. Собственно, вся предыдущая самостоятельная жизнь — это путь к тому, чтобы решиться взять ответственность не только за себя. Оба тотально слепые. У обоих родители живут в других, не ближних городах России. В ближайшие пару месяцев вместе с ними будет жить мама Лили — Римма Юнусовна, потом на смену приедет мама Ивана. Вахтовый метод планируют растянуть на год, а там как получится.
А в том, что все получится, они ни секунды не сомневаются. Им даже как-то странно и отчасти смешно, что сомневаются другие.
Я — тотально зрячий человек, из лагеря сомневающихся. Я с закрытыми глазами выход из комнаты нахожу не с первой попытки. А как с такой особенностью управляться с ребенком, представляю плохо. Поэтому, пока Иван рассказывает о жизни, — смотрю по сторонам.
Первое, что бросается в глаза, — идеальная чистота и бытовой минимализм. Не бедность (в квартире хорошая мебель и приличный ремонт), а именно минимализм. Декоративно-бессмысленная интерьерная составляющая в их доме отсутствует как класс. Все предельно функционально. Потому что, как скажет Лиля, только строгий и твердо продуманный ими обоими порядок обеспечивает им уверенность в быту. «Ножницы всегда должны лежать слева во втором ящике комода, а чашки на кухне — на определенном месте. Вот сейчас мама приехала, и чашки с привычного места все время перемещаются. Поэтому мы на самом деле не очень любим, когда нам пытаются помочь по хозяйству».
Но ребенок — это же не предмет, функционал которого можно освоить по инструкции и использовать без сбоев. Поэтому я спрашиваю: «А вот когда Соня подрастет, станет ходить и возьмет с кухонного стола, допустим, нож или опрокинет на себя тарелку с горячим супом?» Иван снисходительно улыбается и отвечает, видимо, не в первый раз: «У нас на кухне на столе может лежать только то, что сейчас используется. Это просто невозможно, чтобы на столе осталась тарелка, которая в эту минуту не нужна».
Римма Юнусовна из соседней комнаты окликает: «Ваня, Соня опять носок уронила. Принеси». Иван начнет быстрыми короткими движениями искать носок в кроватке, потом на полу. Находит за пять секунд. Я не удержусь и поинтересуюсь, как они решают проблему потерянных вещей. Версии мужа и жены будут разными. Иван скажет: «Я всегда точно помню свой маршрут. Поэтому искать буду там, где проходил». Лиля: «У меня всегда в доме есть второй экземпляр. Поэтому я быстро возьму вторые носки, а потом найду потерянные».
Кухонный гарнитур в новой квартире Иван собрал и установил сам. Я пью из чашки чай, который он наливает для гостей, и смотрю на идеально установленную мебель. «Как это?» Иван смеется: «Слепой с включенным перфоратором в руках — это зрелище не для слабонервных».
В своей системе освоения мира они отработали практически все нестандартные ситуации. Иван даже однажды ночью выходил один на поиски круглосуточной аптеки. Для них их жизнь — очевидная норма, а не ежедневный экстрим. Это для мира зрячих они экстремалы.
Иван и Лиля о скепсисе относительно их возможностей обычных людей рассказывают спокойно. Этот скепсис преследует их постоянно.
«Еще когда мы жили с Лилей в общежитии, жильцы скинулись на cтиральную машину для общего пользования. Наш сосед, уезжая, продал нам свою долю. Лиля всю инструкцию выучила досконально, и мы стали пользоваться. Я думаю, никто, кроме Лили, не знал всех режимов наизусть. И все было нормально, пока «главная ответственная» по машине не узнала, что ею пользуются слепые. Она пришла к нам и вернула деньги со словами: «Вы ее сломаете, вы же слепые». Мы уже почти привыкли, что нам не верят.
Или вот Лиля защищала дипломную работу. Тема — организация сценического пространства для незрячих. «Мы сами выстраивали звук, расположение микрофонов. Я придумал укладывать шнуры от аппаратуры так, чтобы они указывали направления движения на сцене. Лиля успешно защитилась. Но педагог, которая принимала экзамен, в итоге сказала: «Но вы же все равно не сможете самостоятельно работать». Мы к этому восприятию нас привыкли, потому что в обществе сейчас оно считается базовым. Если незрячий обольет рубашку соком, то это потому, что он слепой, а если зрячий, то просто потому, что невнимателен. Получается парадокс: мы, люди с ограниченными возможностями, просто не можем позволить себе оплошность, мы должны быть безупречны, чтобы нас не сочли убогими».
Иван и Лиля на работу ездили до последнего времени вместе на электричке из Нахабина в Москву, в Москве передвигались на метро. У обоих смартфоны со звуковым навигатором. Доехать до нужного адреса в Москве для них не проблема. Вернее, проблема решаемая.
Они никогда не пользовались услугами соцработника. Единственный раз Лиля обратилась за помощью, когда ей нужно было ехать в незнакомый район столицы оформлять документы по индивидуальной программе реабилитации. В собесе ей объяснили, что бесплатный соцработник положен только неработающим инвалидам. Иван говорит: «Это логично. Раз человек работает, значит, он в состоянии это сделать сам».
Согласно расценкам на платные услуги соцработника, если семья Череневых решит ими воспользоваться, придется за час работы заплатить более 200 рублей.
Лиля рассказывает, что, в принципе, в роддоме к ней относились хорошо. И роды приняли, и ухаживали. Напряжение началось, когда нужно было заполнить согласие на генетический скрининг дочери. «Я от руки пишу только при помощи трафарета, его в больнице не оказалось. В итоге это заявление заполнила моя мама. Может быть, они тогда решили, что это признак моей неадекватности?»
В день выписки, когда Иван Онищенко приехал в роддом помочь разруливать ситуацию, атмосфера накалилась до предела. Юрист роддома, представившаяся как Маргарита Владиславовна, сказала, что она сообщила в органы опеки о передаче ребенка в семью инвалидов. Маргарита Владиславовна вела разговор на повышенных тонах и постоянно повторяла суждение о том, что два инвалида воспитывать ребенка не могут Кульминацией ее аргументации стала фраза: «Мы положим ребенка при выписке на стол и не скажем, где. Как мама будет его искать?» Еще она достала распечатку статьи 77 Семейного кодекса и грозила ее применением, сообщив, что поступает по закону».
День выписки из роддома, который для обычных людей — торжество и праздник, для Череневых превратился в тяжелейший стресс. Но когда я спросила Ивана, хотят ли они с Лилей, чтобы администрация роддома как-то ответила за хамство, он ответил: «Мы совсем не хотим никаких репрессивных мер, эти люди, видимо, действительно искренне хотели защитить нашу дочь. Я просто хочу добиться, чтобы такая ситуация в принципе была невозможной».
Спустя несколько дней президент ВОС Александр Неумывакин сделал официальное заявление:
«…Я на своем жизненном пути много раз был свидетелем счастливой семейной жизни инвалидов по зрению, радовался рождению детей и стремился поддержать институт семьи в деятельности ВОС. Мы добились ратификации в 2012 году в России Конвенции о правах инвалидов, которая в статье 23 прямо определяет, что «…ни при каких обстоятельствах ребенок не может быть разлучен с родителями по причине инвалидности».
В ситуацию вмешалась и член Общественной палаты певица Диана Гурцкая. Она отправила запрос в Генпрокуратуру для оценки действий работников роддома. Она по телефону так прокомментировала ситуацию: «Я, прежде всего, хочу сказать, что я мать и могу представить, что испытали родители в этот злосчастный день. Я их очень хорошо знаю, я с Иваном вместе работала и уверена, что они воспитают ребенка хорошо. Если им не будут мешать. Я считаю, что это абсолютное унижение и издевательство со стороны роддома. Они не имели права так обращаться с людьми. Мне обидно за всех незрячих.
Я когда рожала у Марка Аркадьевича Курцера, ни разу не возник вопрос, что я что-то не смогу сделать. И в семье моего мужа, у моей свекрови не было страха, когда родился сын. Я даже няню брала, только когда уезжала из дому по работе. Мы, незрячие люди, такие же, как и все. Мы хотим жить, мы хотим воспитывать детей».
«Мы, когда ждали Соню, были абсолютно уверены в том, что никаких проблем у нас не будет, — рассказывает Лиля. — Наши друзья в Воронеже воспитывают трехлетнюю дочь. Никакая опека их ни разу не навещала. Но после нашего случая они тоже на взводе. Семей слепых в стране много, и мы ни разу не слышали, чтобы их ограничивали в правах. Понимаете, если органы опеки захотят придраться, то они сошлются на то, что мы оставляем ребенка без надзора. В слове надзор есть корень «зрить», то есть видеть. У нас, незрячих, ребенок в этом смысле всегда будет без надзора, потому что мы не видим».
Иван считает, что единственный способ защитить семью, это добиваться, чтобы в Семейном кодексе было более отчетливо прописано, что имеется в виду под формулировкой «оставление ребенка в ситуации, угрожающей его жизни и здоровью». Сейчас получается, что при желании можно трактовать инвалидность родителя как угрозу ребенку.
В соцсетях особенно остро на ситуацию отреагировали те, кто знает изнутри жизнь незрячих людей.
Хильда Симоновская. Какая жуткая история! Моя слепоглухая мама прекрасно справлялась с погодками, зачастую одна — папа много работал. Маму, кстати, тоже долго не выписывали из роддома, пытая, как она с ребеночком справится.
Юлия Дубенко. Господи, я просто в шоке. У меня нет слов. Сама первого августа родила девочку, муж тоже незрячий, как и я, но нам без каких-либо проблем отдали ребеночка.
Дело Череневых должно стать (но станет ли?) прецедентным для ревизии законов, касающихся защиты прав инвалидов и детей.
На какую поддержку государства сейчас может рассчитывать молодая мать Лилия Черенева? На вызов соцработника за свои деньги. Кормильцем семьи ближайшие несколько лет будет один Иван. Из его зарплаты и двух пенсий, кроме трат на ребенка и текущую жизнь, им еще платить ипотечный взнос. Сможет ли позволить себе Лиля соцработника на несколько часов в неделю — вопрос риторический.
Как зашивается в первый год жизни ребенка обычная женщина, пояснять не надо. Иногда так, что обычный спокойный поход в душ или туалет становится праздником. Что говорить про Лилю, для которой уход за ребенком в несколько раз тяжелее и напряженнее.
И совершенно точно не увидит Лиля в сию секунду, как Соня испачкает фруктовым пюре кофточку, как разбросает по всему дому игрушки и, того хуже, написает в штаны. А тут звонок в дверь с инспекцией от опеки. И что они увидят? Правильно — описанного чумазого ребенка, мать которого представляет для него угрозу, потому что не видит всего этого.
Какой выдающийся ресурс для немедленных действий по защите Сониных прав открывается!
В России люди, стремящихся выйти за границы своей инвалидности и стать независимыми, могут рассчитывать только на свою одержимость и нечеловеческое упорство. Родительство для таких людей с точки зрения системы — непозволительная роскошь. Потому что, если принять этот факт как безусловное право, надо создавать институт поддержки таких семей. А это и бесплатный соцработник, и ясли-сад в зоне доступа и по первому требованию, а еще лучше — организованное компактное проживание таких семей в специальных жилых комплексах, где в каждой квартире есть кнопка вызова соцработника или медика, который круглосуточно дежурит там. Это отдельные деньги из казны и еще более отдельные мозги людей, занимающихся социальной поддержкой населения.
Это большая и системная работа. Но значительно проще обеспечить всех льготами на бесплатный проезд и пятидесятипроцентной скидкой на оплату коммунальных услуг. А заодно поставить на учет в опеке все «неполноценные» семьи.
12 сентября в Общественной палате РФ обсуждали внесение изменений в семейное законодательство. Член комиссии ОП РФ по поддержке семьи, материнства и детства Элина Жгутова предложила ввести четкий перечень признаков семейного неблагополучия.
Наталья Чернова, «Новая Газета»